Видеть сны. Концерт участников лаборатории «Композиторские читки»

Прозвучит новая музыка, написанная за время хоровой лаборатории «Композиторские читки». Девять премьер – девять разных взглядов на академическую композицию сегодня. В орбите интересов молодых авторов тексты Владимира Маяковского, Мишеля Уэльбека, Владимира Набокова, Сергея Есенина, модернистская поэзия Уоллеса Стивенса и древние тексты коми-зырян. Все пьесы исполнит один из главных хоровых коллективов в области новейшей музыки – вокальный ансамбль INTRADA (художественный руководитель и дирижер Екатерина Антоненко.

Проект проходит при поддержке Минкультуры России.

Композиторы о своих сочинениях

ДАНЯ ФИСЬКО:
Это произведение – расширенный комментарий на манер Средневековья к тексту современного писателя и поэта Мишеля Уэльбека. Творческий комментарий включает авторскую музыку и песни известных рок-групп, электронику, дневниковые звуковые реди-мейды, а также видео и авторский текст. Как и было распространено в Средневековье, практика маргиналий здесь – включение собственного жизнеописания в текст, сцепление с литературным произведением собственной жизни читающего. Это попытка глубокого творческого прочтения текста Мишеля Уэльбека, попытка оставить свой след, идущий по пути, выбитому поступью поэта.

ЛУКАС СУХАРЕВ:
«Бöрданкывъяс» («Плачи») — коми-название характерных жанров северного фольклора — обрядовых плачей. В произведении я обращаюсь к малой родине, к устной культуре, архаике, к символическому иносказанию – пению на вымирающем языке коми-зырян. В основе сочинения похоронно-поминальные, рекрутские и свадебные плачевые тексты, символически отсылающие к состоянию перехода. «Плачи» — это реквием языка, воспевающего собственное угасание. Непонимаемый и не считываемый внешне, но трепещущий из последних сил внутренне — сгорает в отчаянной попытке быть услышанным. Наступает и просветление – звучит колыбельная – еще один символ перехода в небытие. Это болезненному ребенку поет мать. Спит ли он теперь, и снятся ли ему кошмары?

Полный текст с переводом на русский язык:

ВЕРОНИКА КАРЧЕМКИНА:
Впервые стихи «Из улицы в улицу» (1913) Владимир Маяковский напечатал в альманахе с красноречивым названием «Дохлая луна». В жанровом отношении – урбанизированная фантасмагория, акцентный стих со сложной рифмовкой. Ритмически он построен экстравагантной рваной лесенкой. Само название – своего рода, шатание из стороны в сторону, игра слов, обессмысливание. Поэт продолжает графическую и звуковую игру, бросая вызов всякой напевности стиха всей русской поэзии. Не только слова, но и состоящие из них буквы, соскакивают со своих привычных мест. Тот же принцип используется и в музыке – шум и речитативные реплики отражают ритмы большого города.

У-
лица.
Лица
у
догов
годов
рез-
че.
Че-
рез
железных коней
с окон бегущих домов
прыгнули первые кубы.
Лебеди шей колокольных,
гнитесь в силках проводов!
В небе жирафий рисунок готов
выпестрить ржавые чубы.
Пестр, как форель,
сын
безузорной пашни.
Фокусник
рельсы
тянет из пасти трамвая,
скрыт циферблатами башни.
Мы завоеваны!
Ванны.
Души.
Лифт.
Лиф души расстегнули,
Тело жгут руки.
Кричи, не кричи:
«Я не хотела!» —
резок
жгут
муки.
Ветер колючий
трубе
вырывает
дымчатой шерсти клок.
Лысый фонарь
сладострастно снимает
с улицы
черный чулок.

Стихотворение Сергея Есенина «Ночь» (1911) я взяла в противовес предыдущему. Хотелось нарисовать умиротворяющую картину природы, которая статична. Хор убаюкивающий и медитативный, в чем-то минималистичный и с большим количеством длинных нот, интонациями колыбельной.

Тихо дремлет река.
Темный бор не шумит.
Соловей не поет
И дергач не кричит.
Ночь. Вокруг тишина.
Ручеек лишь журчит.
Своим блеском луна
Все вокруг серебрит.
Серебрится река.
Серебрится ручей.
Серебрится трава
Орошенных степей.
Ночь. Вокруг тишина.
В природе все спит.
Своим блеском луна
Все вокруг серебрит.

ВАРВАРА ЧУРАКОВА:
Хоровая композиция посвящена Русскому Северу. Статичная строгость северного фольклора и знаменного распева, авангардная яркость иконы северных писем и лада северных песен, женский плач о невернувшихся мужьях и детях – поморских сынов – с бурного моря.
Белое море. Пространство. Статика в динамике. Три женщины в вечном ожидании стоят перед своим морем. Закликают море плачем, который приближается к чувственной обработке знаменного распева. Море отвечает им тем же распевом, неизреченным глаголом: абстрактные слоги «а-не-най» – это вставная мелизматическая формула, пришедшая из Византии и изображающая в знаменном распеве непонятный человеку ангельский язык.
В композиции использована оригинальная цитата поморского плача «Увы, увы, дитятко, поморской сын», известного по «Двинской земле» Шергина, а также слова из других его текстов и старообрядческого фольклора Усть-Цильмы».

ЛИДИЯ-МАРИЯ КОШЕВАЯ:
В процессе сочинения этого хора я металась между сочувствием и презрением к лирическому герою. Но решающим оказалось чувство прекрасного, столь важное как для Владимира Набокова, так и для меня.

АНЖЕЛИКА ГАБИБОВА:
Текст навеян образом цветка из романа Новалиса «Генрих фон Офтердинген». «Видеть сны» — общение героев посредством сна, постоянно прерывающегося будильником, ветром, пробивающимся сквозь открытую форточку. В пьесе мне хотелось показать несколько фаз сна, в которых герои крепко спят, резко просыпаются и снова погружаются в сон, приводящий к быстрой фазе. Яркие сновидения сменяются в хаотическом порядке, постоянно напоминая о чем-то сокровенном и очень больном. Возлюбленные не могут встретиться в реальной жизни, поэтому пытаются достучаться друг до друга хотя бы во сне.

ТАМАРА ЕГОРОВА:
В долине гор меж двадцати неподвижных пиков тихий снегопад, который был и будет. Все гармонично в этом пейзаже. Все подвижно и неизменно. Все вечно. Только черный дрозд, который прервал свой полет, сидит на ветке кедра.
Основой сочинения послужила последняя часть стихотворения «13 способов увидеть черного дрозда» американского поэта-новатора Уоллеса Стивенса (Wallace Stevens, 1879–1955):

It was evening all afternoon.
It was snowing
And it was going to snow.
The blackbird sat In the cedar-limbs.

Вечерело весь день.
Снег шел
И собирался идти.
Черный дрозд сидел
В кроне кедра
(пер. Г. Кружкова)

АННА КУЗЬМИНА:
Красота в нашей жизни – что-то второстепенное, прихоть, без которой вполне можно обойтись? Или необходимость и настоящая ценность? Может быть, мы не правы, когда чересчур дорожим своими ценностями, или наоборот, человек, которому ничего не дорого, человек «с не приукрашенным сердцем» проживает свою жизнь зря? Мне показалось уместным использовать один и тот же текст одновременно на двух языках, а также сопоставить хор и сольный голос, чтобы эти вопросы звучали острее.