Сквозь призраки и миражи 2022 года

Фестиваль «Пять вечеров» доказал: современная музыка может быть обжигающе-актуальной

Очень точно нашли устроители из Союза композиторов России название традиционного уже декабрьского фестиваля современной отечественной музыки, прошедшего в Рахманиновском зале Московской консерватории. Да, знаменитая своей проникновенной глубиной пьеса Александра Володина… А еще – вечер года: итоги наших дел, добрых и всяких. Смотр 2022-го подтвердил: академическая музыка, которую кое-кто (не по зрелом размышлении) считает оторванной от жизни – живет насущными радостями и болями, порой из самых аркадских абстракций тихим голосом вынося жесточайшую оценку сегодняшнему дню. А порой видя свет там, где обычному сознанию открыта только мрачная безысходность. И главное – молясь за мир в том мире, который, кажется, о ценности подобных молитв стал забывать.

Если кого-то смущает камерная направленность фестиваля, так ведь камерная музыка – испокон века лаборатория музыки вообще. И посмотрите – какое внимание к творчеству современных композиторов со стороны самых авторитетных и таких разных интерпретаторов: ведущих ансамблей современной музыки, виртуозных исполнителей на народных инструментах, лучших столичных хоров…

Предмет особой гордости устроителей – то, что каждый концерт смотра обрел лица необщее выраженье, отраженное в названии соответствующего вечера. Соглашусь, но еще более важно, что, хотели того отборщики или это вышло у них спонтанно – сквозь все это разнообразие проглядывает глобальная идея поиска пути в нашем хаотичном, полном иллюзий и призраков мире. И в самых сильных (для меня) сочинениях этот путь нащупан.

Итак, вечер первый:

«Фольклор 2.0»

Что в большинстве номеров программы означало – современная музыка для народных инструментов (в исполнении солистов Государственного академического русского народного ансамбля «Россия» имени Людмилы Зыкиной). Но что делать балалайке с домрой в дремучем лесу авангарда, спросит иной читатель. Ну, во-первых, не вся современная музыка – авангард. Во-вторых…

Тот, кто испытывает подобные сомнения, явно недооценивает народные инструменты, которым по силам задачи любой сложности. Начиная с самых прозрачных, вроде этно-импрессионистической зарисовки «Воспоминание о ярмарке» для домры и рояля нижегородца Сергея Попова или психологической картинки «Любовь и ненависть» для домры, флейты и баяна ростовчанина Алексея Хевелева. Но вот уже жительница Новосибирска Елена Демидова в свободно-ассоциативном «Театре теней» для баяна и фортепиано или москвич Григорий Зайцев в минималистичном «Русском контрапункте» для домро-балалаечного квинтета уводят нас из уютной этники в космополитичные интонационные «джунгли» и там бросают. А какие могут быть претензии – композитор не туристическое агентство, которое обязалось вернуть путешественника в ту точку, в которой его подобрало.

Конечно, можно попробовать совсем уйти от дня сегодняшнего вглубь веков, позабыв, в том числе, и о собственных, некогда изрядно радикальных экспериментах, как делает это знаменитый мэтр екатеринбургской школы Владимир Кобекин в Третьей фортепианной сонате «Господин Великий Новгород», больше напоминающей переложение каких-нибудь хоров Бородина или Танеева.

Владимир Кобекин играет свою Третью сонату

Можно предложить слушателю общение в предельно необременительном этно-блюзовом тоне, как поступает мастер из Татарстана Эльмир Низамов в Квартете домр. Но подобный моностиль – не решение, например, для ироничного Дмитрия Мазурова, чья Hauntology для аккордеона соло как бы вслушивается в окружающий мир – и на все подслушанные возгласы, шепоты, всхлипы, воззвания, проклятия жестко рубит: не верю, все обман, включая нарочито фальшивое пение «виолончели» (оказывается, аккордеон умеет и такое – до каких только чудес не доходит сегодня исполнительство на этом и многих других инструментах). Кстати, Hauntology переводится на русский как «Призракология» – модное сегодня направление философии и эстетики, трактующее мир как сплетение неисчислимого количества иллюзий. Название, которое можно было бы поставить эпиграфом ко всему фестивалю.

В том числе ко второму вечеру, который официально озаглавлен:

«Мультимедиа»

Вот уж контраст так контраст, если сравнивать с первой «домрово-баянной» программой – все эти вспышки молний и «странные воздушные здания из тонких иголок» (помните бред князя Андрея в описании Толстого и Прокофьева?), зажигаемые и выращиваемые на видеоэкране электронным интеллектом под воздействием звуков рояля, кларнета, гитары, перкуссии и той же электроники. А впрочем, разве не могла бы «забрести» из этой программы в первую, допустим, «новая пьеса» (у современных авторов модно начинать названия с маленькой буквы, как ники в интернете) москвича Алексея Наджарова, где шквал экспрессии, рвущийся из мехов баяна, вырастает в композицию громадного драматургического разворота с бурным видеорядом, множащим и дробящим солиста (Максим Степанов) и его инструмент на тьму двойников и фрагментов? На фоне этой мощной вспышки для меня несколько потерялись «Заземление» петербуржца Олега Гудачева с его невнятным эхом «летних звуковых пейзажей» (так сказано в программке), вяло шуршащая бумажками в руках исполнителей a headache.version («версия головной боли» – опять-таки с маленькой буквы) москвички Анны Поспеловой, безнадежно стонущая виолончель в Cryptocalypse Александра Хубеева… Все-таки этот щелкающий и скрипящий звуковой мир трудно оживить без дополнительных катализаторов – например, видеоряда с брейкдансом в procession of singing electrons екатеринбуржца-кельнчанина Дмитрия Ремезова. Или неожиданного выруливания на почти рахманиновскую напевность в пьесе Николая Хруста ISM. Или смысловых, а то и стилистических отсылок к скрябинскому «Прометею» в SynchroSynth Николая Попова.

О Николае скажу особо, поскольку на его ответственности был не только собственный композиторский номер, но и, как на исполнителе (он специалист по электронике, руководитель Центра электроакустической музыки Московской консерватории), – вся программа вечера. В том числе второе отделение, представившее громадную импровизацию «Манифест свободной музыки» коллектива Elactrio с «вишенкой на торте» – виртуозным видеоклипом музыковеда и певицы Алены Верин-Галицкой, пародирующим заумные лекции о современной музыке. А что, разве чувство юмора – не еще одна ариаднина ниточка, без которой во все времена человеку было трудно найти путь к истине?

Чувство юмора у современных музыкантов специфическое, но оно – есть!

Собственно, и само явление человеческого голоса в лабиринте инструментальных и электронных звучаний может быть воспринято таким путеводным знаком. Так что, наверное, не случайно единственный в афише фестиваля

Хоровой концерт

поместили точно в его календарную середину. Хотя саму эту программу по внешности воспринимаешь скорее как два самостоятельных концерта, насколько несхожи по стилевым устремлениям выступившие коллективы – Камерный хор Московской консерватории под руководством Александра Соловьева и ансамбль Intrada Екатерины Антоненко. Нет, ни один из названных хоров не испугать самой мудреной на свете партитурой, но все же первый из них тяготеет к более традиционному стилю. Не обязательно совсем уж танеевскому, как в «Пушкинских рощах» красноярца Владимира Пономарева на стихи Кедрина или «Тропаре преподобному Андрею Рублеву» екатеринбуржца Вячеслава Зуева вкупе с его же есенинским «Не от холода рябинушка дрожит». Могут быть и отсылки посовременнее, вроде «свиридовской» теплоты, смягчающей напыщенность стихов Николая Рериха в композиции «Благословенному» тверича Сергея Левина. А вообще, как мы уже неоднократно убеждались, уместно переброшенный «мостик к классике» повышает контактность музыки: например, «рахманиновская» распевность «Поэмы памяти защитников» Ольги Алюшиной на стихи Ольги Берггольц (читаемые актрисой Еленой Захаровой) помогает композитору сохранить искреннюю душевность в исключительно трудной для современного сочинителя – очень уж далеко ушли те события – теме Великой Отечественной войны.

Камерный хор Московской консерватории и актриса Елена Захарова исполнили «Поэму памяти защитников» Ольги Алюшиной

Особняком я бы поставил «Вечер замедленный» Родиона Щедрина на стихи Эдуарда Лимонова. Вот уж, казалось, благостнее некуда: никаких конфликтов. Никаких? А главный – с жизнью, где никто или почти никто не хочет замедлиться, чтобы хоть на те девять минут, что длится композиция, перестать водить пальцем по мобильному телефону, погрузиться в размышление, оценить собственное эмоциональное состояние? Родион Константинович не зря выбрал для такого грустного наблюдения текст поэта, опального при любой общественной ситуации: суета, которой тот имеет мужество противостоять – явление вездесущее и вселенское.

Второе отделение, казалось бы, перевело нас в совсем другой ментальный модус. Ни Есенина, ни Лимонова – только латынь (а то и вовсе без слов). Регионам тоже тут не место – исключительно Москва. Снобизм? Но отчего-то «снобы» выбирают для своих композиций такие всеобще резонансные темы, как, например, оплакивание ушедших (Алексей Сысоев в Pie Jesu и Арман Гущян в Absolve, Domine). Алина Подзорова обходится без текста, но ее «Ночные мерцания» – не о том же ли, не о хрупкости ли жизни на фоне темной бездны разрушения? Как и совсем новая (мировая премьера) композиция Лидии-Марии Кошевой «Пятое время года», где гармония расправляет крылья на словах Dona nobis pacem – «Даруй нам мир».

Стоп, похоже, наш слушатель изрядно размяк на прекраснодушных латинских призывах, и пора встряхнуть его доброй порцией музыкального абсурда. Который устроители эвфемично назвали

«Акустические миражи»

Это ведь тоже способ выразить отношение к миру. Вы вот нам об общечеловеческих тревогах, а в это время некая «Бланка желает кофе». Не больше – но и никак не меньше. И, похоже, нет для героини названного так сочинения саратовца Вадима Генина для флейты, кларнета, скрипки, виолончели и фортепиано проблемы, в данный момент более насущной, судя по подробности, с какой переданы здесь звуки работы кофейной машины, а заодно – организма пресловутой Бланки по перевариванию сделанного для нее кофе. По крайней мере так показалось мне… А ростовчанин Антон Светличный не без основания назвал «Синдромом дефицита внимания» композицию, вывернувшую на публику занятный, но демонстративно лишенный стержня поток плясовых ритмов, речитативов, хоралов, унылых причитаний. Что до «Акустико-пространственных миражей» Ольги Бочихиной, то они заполнили полутемный зал невнятными инструментальными репликами, бормотанием по-английски (не дам голову на отсечение, но, по-моему, это была ерунда типа «И чё они сказали? – Ой, я не знаю») и жонглированием светящимися шариками. А чего вы, собственно, хотите, если мир, страдающий дефицитом внимания, действительно полон абсурда?

Нет, кое-кто из авторов и в этой хмари пытается найти стержень: екатеринбуржец Евгений Притужалов, которого перепробованные «Три состояния» убедили в преимуществах этнической мелодики; жительница Смоленска (и Милана) Анна Данилова, в композиции Chiaroscuro попытавшаяся градуировать множественные оттенки между музыкальным «светом» и «тенью»; Мария Аникеева, из той же альтернативы в пьесе «Серенада» решительно выбирающая «свет»; петербуржец Михаил Друх, задавшийся странноватой, но тоже вполне себе целью написать что угодно, только не танго – и конечно вышло, пусть слегка генно-модифицированное, танго (инструментальный состав во всех вышеназванных работах примерно тот же, что у Генина, хотя играли разные коллективы – в первом отделении Московский ансамбль современной музыки, во втором «Студия новой музыки»). Пиком осмысленности в этой сознательной бессмысленности мне показалась фортепианная пьеса москвича-штутгартца Дениса Писаревского «Музыка на замерзшей воде» для рояля соло – этакие современные «Вариации на темы Генделя», виртуозные исполнительски (Даниил Саянов) и композиторски.

На этом фоне печально и одиноко во всех смыслах слова звучали две части из Струнного квартета переселенки из Луганска Екатерины Карпенко. Склад их вполне классичен, хотя вот уж кто, наверное, больше остальных имел право обвинить мир в абсурде…

Благодарю терпеливого читателя, мужественно добравшегося вместе со мной до конца – финального вечера смотра в надежде, что

Заключительный концерт

с участием солистов OpensoundOrchestra, ансамбля «Сиринкс» и других исполнителей даст нам итоговый ответ на вопрос: в чем предназначение современной музыки. Начнем, как всегда, с лайт-вариантов. Допустим, с Поэмы для флейты и фортепиано башкирки Лидии Ризвановой: мило, ненавязчиво, этнографично. «Главное, чтобы завелось…» для квартета флейт екатеринбуржца Игоря Забегина – не очень понятно, о чем, но весело. Фантазия для альта и фортепиано Дениса Хорова – тоже симпатично-необязательно, но сгодится, если, допустим, кому-то из концертантов нужен приятно звучащий бис. Вот «Калейдоскоп» казанки Алсу Абдуллиной для флейты, кларнета и фортепиано, пожалуй, на бис не потянет: слишком темно и мрачно. Совсем безрадостным показался мне на удивление бескрасочный фортепианный цикл Олега Пайбердина «Дамы филармонического общества». «Иллюзия» для альта и фортепиано Кузьмы Бодрова сладкозвучна и неоромантична, но уж больно «без подтекста», которого, думается, требовало название. Куда честнее «Отражения в воде» для кантеле петрозаводчанки Анастасии Сало: впрочем, уже сам звук этих карельских гуслей (обаятельная солистка Ирина Волокославская) волшебен – только не испорть неосторожным прикосновением.

Неожиданно увлек Фортепианный квинтет петербуржца Мурата Кабардокова. Хотя, казалось бы, такой академический симфонизм давно вышел из моды – но то, что сделано искренне, с талантом и вкусом, может позволить себе быть немодным.

Как и «Десять Глассов» Сергея Загния в авторском исполнении на рояле. Потом Сергей объяснил мне – эти «несвоевременные мысли» лет 30 лежали без движения, уже и мода на композитора-минималиста Филипа Гласса схлынула, но тут пришло приглашение поучаствовать в фестивале, и вспомнился старый опус, ожили воодушевившие когда-то ассоциации: Гласс – глас (в древнем музыкальном смысле слова), подумалось – почему эта вольная игра сознания (вот где калейдоскоп в самом точном смысле слова) не может быть интересна сегодня? Возможно, я субъективен, но даже небольшие пианистические сбои композитора добавляли его исполнению очарования – это был привет из другой, гораздо более наивной, спонтанной, свободной жизни, чем та, которой мы сегодня живем.

Ну и кульминация последнего концерта и, на мой взгляд, всего фестиваля, давшая (уж мне – точно) желанный ответ на поставленный в этих заметках вопрос. Произведение знаменитого московского мастера Ефрема Подгайца с коротким названием «2022 год». Дуэт домры и фортепиано (прекрасные исполнительницы Екатерина Мочалова и Екатерина Мечетина), сперва просто увлекший энергичным движением; потом, как набирающий мощь спектакль, постепенно раскрывающий свою истинную глубину. Первая часть – да ведь это же фантазия на тему украинской народной песни «Нiч яка мiсячна»! Вторая, ей встык – нежно-лирическая обработка русской народной песни «Сторона ли моя сторонка». Следом – еще одна, плясовая «Комар ходил по лугу»… Наконец, в финале в драматичном преображении – достигающая почти симфонического полнозвучия мелодия всенародно популярной в Советском Союзе песни украинского композитора Платона Майбороды на стихи Андрея Малышко «Рушник». Которую я в день объявления СВО безостановочно слушал и спрашивал себя: неужели люди, складывающие такие песни – наши враги?

Старанием звездных солисток – домристки Екатерины Мочаловой и пианистки Екатерины Мечетиной – мы узнали, каким услышался композитору Ефрему Подгайцу «2022 год»

Недавно власть объяснила: украинская культура не враг российской. Вот только ни украинские мелодии после того не зазвучали с наших сцен (как, наверное, и русские с украинских), ни просвета в нынешней драме двух братских народов не видно.

Зато я точно знаю: если даже несмотря на свой тихий голос камерная музыка способна поднимать такие обжигающие темы – она не должна молчать. Уже ради одного этого вывода стоило затеять фестиваль «Пять вечеров».

Автор текста Сергей Бирюков

Источник