В следующем году Молодежное отделение Союза композиторов России (МолОт) празднует 10-летие. К празднованию первой круглой даты председатель организации, композитор и виолончелист Ярослав Судзиловский готовится, путешествуя между существующими отделениями по всей стране, открывая новые (в октябре у МолОта появилось представительство на Северном Кавказе) и налаживая международные связи – этот разговор состоялся в преддверии подписания меморандума о пятилетнем сотрудничестве с Союзом композиторов Чехии. О том, как изменилась ситуация в профессии за прошедшее десятилетие и какие перспективы открываются перед людьми искусства в XXI веке, Ярослав Судзиловский (ЯС) рассказал Сергею Уварову (СУ).
СУ В юбилеи принято подводить промежуточные итоги. Каков главный итог 10-летнего существования МолОта?
ЯС Мы объединили композиторов по всей стране и «воспитали» уже несколько поколений. Многие из тех, кто с нами начинал, сейчас успешные, известные в России и за рубежом музыканты. Но не менее важно, что создана инфраструктура, которая позволяет нам и дальше развивать нашу профессию в России и государствах СНГ.
СУ Когда вы с музыковедом Ярославом Тимофеевым создавали МолОт, хотели ли вы, чтобы он отличался от «взрослого» Союза композиторов – структурно, идеологически?
ЯС Мы не ставили задачу добиваться каких-то принципиальных отличий. Напротив, идея была в том, чтобы воспитывать новые кадры, которые потом бы укрепляли Союз композиторов, работали на его благо, помогали ему развиваться. Другое дело, что управление МолОта изначально строилось на условиях автономии, и я благодарен покойному председателю СК РФ Владиславу Казенину за то, что он такую возможность нам предоставил. Потому что в самом Союзе тогда был ряд проблем, связанных с системой управления. Например, разрозненность организации, независимость региональных отделений друг от друга, которая не работала на благо единого целого. Достаточно сказать, что, когда я заканчивал консерваторию, я не знал вообще никого не то что из Новосибирска, даже из Санкт-Петербурга! Страна была разодрана в клочья. Теперь же ситуация куда лучше.
СУ Как изменилась профессия композитора за эти десять лет работы?
ЯС Профессия особо не изменилась – она одна из самых консервативных, чему здесь меняться? А вот обстоятельства вокруг этой профессии изменились кардинально. Прежде всего, создан МолОт, как раз решивший проблему разрозненности и потерянности молодежи – выпускников и студентов музыкальных учебных заведений. Кстати, не надо думать, что его появление было само собой разумеющимся – это был адский труд, и нам пришлось преодолевать очень много препятствий.
Но вообще за 10 лет в России появилась огромная инфраструктура для молодых композиторов, причем не только нашими усилиями. Это семинары, различные смотры и конкурсы… Существенную роль сыграла Студия новой музыки и лично Владимир Тарнопольский, фестиваль «Другое пространство» Владимира Юровского, Академия в городе Чайковском, и это далеко не полный список. Стоит признать, что и оркестры стали играть современную музыку. В целом сейчас перспектив для композитора гораздо больше, чем в 2006-м, когда я заканчивал консерваторию и начинал свой путь в профессии.
Особенность нашего вклада в том, что мы объединили людей на постоянной основе, а не разово, как какой-то фестиваль или семинары. И мы им дали ощущение причастности к общему движению.
Сегодня только очень ленивый молодой композитор может не воспользоваться открывшимися возможностями. Мы же – наше поколение – росли совсем в других условиях. Нам нужно было все начинать с нуля, «выгрызать» себе каждый миллиметр территории.
СУ Как вы думаете, почему все эти возможности появились именно в последнее десятилетие? Что такого произошло, благодаря чему это стало возможным?
ЯС Что-то появлялось и раньше, но в целом, да, эта инфраструктура, действительно, сложилась уже в 2010-е. Причина, на мой взгляд, проста: к тому моменту (рубеж 2000-х – 2010-х) подросло поколение, которое не испытало депрессии начала 1990-х, когда казалось, что ты и твоя профессия никому не нужны. Поэтому оно было внутренне свободнее и активнее. Кстати, сейчас у нас опять сонное царство, временное затишье. Не могу сказать, что среди нынешних 20-летних много людей, которые с утра до ночи что-то создают, меняют, горят какими-то глобальными идеями…
СУ С чем связано?
ЯС Заелись. Когда у человека все есть, он это не ценит. Он ценит только то, что у него отнимают. Сейчас уже есть эти возможности, и молодежи кажется, что это естественно. В каком-то смысле мы их разбаловали. Но это не значит, что то, что мы сделали, не нужно было делать. Скорее всего, если бы мы это не сделали, большинство выпускников-композиторов просто уехали бы на Запад. Российская композиторская школа потеряла бы очень многое. Появление этой инфраструктуры многих удержало от того, чтобы убежать после пятого курса за рубеж.
СУ Есть ли вообще сейчас проблема «утечки мозгов» в композиторской сфере?
ЯС Я ее не очень замечаю. Может и есть. Но, с другой стороны, что понимать под «утечкой мозгов»? Александр Хубеев, например, живет в России, хотя он и выиграл престижный голландский конкурс Gaudeamus и имеет заказы в Европе. Остальные тоже живут в России. Думаю, изменилось ощущение среды. Молодые композиторы сейчас не нацелены на то, чтобы уезжать из России. Более того, многие стали возвращаться в свои родные регионы. Например, Хубеева пригласили в Пермь вести мастер-классы. Так это же прекрасно для нашей страны, что он будет преподавать в Перми, а не в Оклахоме или Чикаго!
Я вообще надеюсь, что однажды будет отток талантливых людей из Москвы в регионы. Какой смысл столице иметь тысячу композиторов, если не больше? Это при том, что у нас есть регионы, где созданы институции (филармонии, консерватории), но нет ни одного композитора. Нужно перестраивать психологию нового поколения. Ведь в той же Франции немыслимо, чтобы все сидели в Париже. Там есть и Прованс, и Бордо, и Марсель, и различные региональные центры со своими консерваториями. Профессора с мировыми именами ездят и преподают и там, и там…
Конечно, в том, что касается образования, Московская консерватория в России – вне конкуренции. Понятно, что все стремятся сюда, поэтому в столицу стекаются самые перспективные ребята. Но, отучившись, им стоило бы поездить по стране. Это своего рода миссия.
СУ Для того, чтобы ездить, на местах нужно иметь подготовленную публику. Готовы ли регионы к новой музыке?
ЯС Я недавно вернулся из Дагестана, где нас принимали в музыкальном колледже Махачкалы. И у меня там были творческие встречи. Перед поездкой меня все пугали: «Ой, как ты там свою музыку поставишь! Ой, как тебя там будут воспринимать!» Так вот прекрасно воспринимали! Затаив дыхание, слушали «Святки», «Божество», кайфовали от моей новой системы нотозаписи… У нас по-прежнему сильны стереотипы о регионах, но надо от этого избавляться. А для этого – больше ездить! Хотя, конечно, в каждом регионе ситуация своя. Там, где есть консерватория, она более благополучная. А на Северном Кавказе, например, консерватории нет. И это большая проблема: все уезжают, кадров не хватает. Спрашивается, почему на несколько регионов нет хотя бы одной консерватории? Существует такое понятие «градообразующее предприятие». Вот консерватория – это «профессеобразующее» предприятие.
СУ Есть ли ощущение, что в регионах что-то меняется в лучшую сторону?
ЯС Конечно. И мы ведем очень активную работу в регионах. Только за текущий год мы возобновили работу сибирской организации, открыли ячейку МолОта на Северном Кавказе… Даже обычные поездки наших делегаций в регионы – это не просто так: «поиграли, посидели-выпили». Это договоры, творческие планы, налаживание коммуникации, фестивальные и образовательные проекты. И все это оказывает благотворное влияние.
СУ Вы ведете активную работу не только внутри страны, но и за рубежом. В частности, идет интенсивное взаимодействие с республиками бывшего соцлагеря. Можно ли говорить, что время взаимного отторжения между нашими народами прошло?
ЯС Всё зависит от поколения. Скажем, есть старшее поколение. После того, как эти люди пожили в капитализме, у многих из них появилась ностальгия по социализму. Поэтому они нацелены на общение с русскими. Да и вообще я не встречал у них какой-либо агрессии. Есть поколение, воспитанное в 1990-е – 2000-е годы, оно более сложное. Представители этой генерации однозначно ориентированы на Запад, но делать из них монстров я бы не стал – их отчуждение объясняется тем, что они просто ничего не знают о России. Это, конечно, провал той политики, которая была после распада СССР, потому что Россия тогда ушла отовсюду, куда вкладывала и деньги, и интеллектуальные кадры… Теперь мы должны с этими людьми налаживать контакт с нуля, как-то взаимодействовать. И здесь бывают разные ситуации. Например, в Польше нам поставили концерт в Варшавской консерватории как раз на годовщину падения самолета Леха Качиньского под Смоленском. В этот день проходили антирусские манифестации, и нам пришлось идти на свое выступление просто под охраной полиции.
Но помимо старшего и среднего поколения есть и совсем молодые люди. Так вот они абсолютно открыты к общению с русскими. Если говорить о Чехии, то их 20-летние и Пражскую весну только по книжкам знают, и об СССР слышали только от родителей… Проще говоря, это абсолютно свежий материал. И если наша политика в отношении этого поколения будет грамотной, мы сможем получить очень правильные позиции для продвижения нашего русского искусства и культуры.
Россия – страна величайшей культуры, и вклад ее в мировой культурный процесс огромен. Мы – культурная империя. Поэтому продвижение нашей культуры в мире должно быть частью государственной политики в целом. Со своей стороны, мы стараемся решать эту задачу в рамках творческой организации.
Это стало возможным благодаря тому, что МолОт обрел международный статус. В составе Российского музыкального союза мы создали Международную ассоциацию молодых композиторов и музыковедов, через которую можем заключать договора с другими странами, что мы активно и делаем.
СУ В чем особенность нового молодого поколения европейцев? Как бы вы определили его специфику в контексте наших задач?
ЯС Эти люди формируют мультикультурное, универсальное общество, у которого даже еда одинаковая – что во Франции, что в Китае. Это уже не миллениалы, а пост-миллениалы. Они совершенно другие. В их сознании нет государственных и языковых границ, они все живут в киберпространстве. У них нет патриотов и не-патриотов, потому что они просто не задумываются об этом. И для нас это хорошо в том плане, что мы можем начать с чистого листа выстраивать отношения между молодежью нашей страны и других стран.
Естественно, эта европейская молодежь заинтересована в России, потому что мы представляем собой гигантский рынок. Когда тебе дают всю Евразию, чтобы исполнить твою музыку, кто же откажется? А еще им дико интересно с нами, они ничего не знают о России, а местная пропаганда им рассказывает только о том, как Россия якобы Сирию бомбит. И получается, что когда в эти западные страны приезжают композиторы из Москвы, Петербурга, Казани, начинают общаться, рассказывать о себе, то происходит разрыв шаблона.
Гипотетически мы можем создать абсолютно новую и историческую, и культурную ситуацию, которая в будущем может отозваться и в политической плоскости, поскольку это новое поколение будет по-другому мыслить и относиться к нашей стране. Поэтому, я считаю, нужно сейчас вкладывать в эти международные проекты как можно больше, потому что это – будущее, и здесь заложен огромный потенциал для продвижения нашей культуры.
СУ Говоря о политических, дипломатических последствиях работы композиторов, мы не можем не задаться вопросом: какова вообще роль композитора в современном обществе? Изменилась ли она по сравнению, скажем, с советскими временами?
ЯС Конечно изменилась. В советское время искусство заменяло религию. Писатели, композиторы, художники были на месте служителей культа. Сейчас религия вернула себе первоначальную роль, а художники (в широком смысле слова) свой статус, соответственно, потеряли. Но так во всем мире – этот статус везде примерно одинаков. Конечно, везде есть свои нюансы. Например, Франция и Германия стали во многом социалистическими государствами. И это повлекло за собой появление определенных государственных гарантий человеку, получившему профессию. Но здесь нет разницы – композитор это или, скажем, водопроводчик. Это не статус конкретной профессии, а достижение социального государства. В нашей стране юридически статус профессии как был нерешенным, так и есть: профессии «композитор» в соответствующем официальном реестре просто не существует. Мы боремся за это уже много лет, но пока изменений нет.
СУ А если говорить не о формальном, а о реальном статусе композитора в обществе?
ЯС Тут многое зависит от самого композитора. От того, как он понимает свое предназначение. Просто сочинять звуки – это, конечно, весело, но, на мой взгляд, задача композитора гораздо шире. Это универсальная фигура. Она должна заниматься не только сочинением музыки, но миропостроением вокруг себя. Поэтому то, что сейчас делают Владимир Мартынов, Настасья Хрущёва, – это очень правильно, на мой взгляд. Композитор должен быть философом. Я рад, что есть целая плеяда композиторов, которые занимаются не только сочинением музыки, но и формированием, условно говоря, гуманитарной ситуации.
Я бы очень хотел, чтобы каждый композитор был у нас таким. Не просто сочинителем звуков, а универсальным деятелем общегуманитарного, общекультурного пространства. Композитор – от слова «компоновать». Компонователь мира.
