Об идее создания первой этнической оперы, конкуренции среди композиторов и поощрении публикой низкопробной эстрады рассказал член Союза композиторов России и Татарстана, завкафедрой композиции Казанской консерватории Эльмир Низамов в интервью главному редактору «Татар-информа» Ринату Билалову.
«Республика имеет все ресурсы, чтобы воплотить идею этнической оперы»
Эльмир, в этом году вы открываете для себя новые жанры, в частности балет. Что вас подвигло на такие эксперименты, почему пошли в новые для себя направления?
Те, кто знает меня многие годы, знают и о моей любви к экспериментам над жанрами, формами. Я работаю со многими театрами, коллективами, музыкантами. И обойти жанр балета я просто не смог. Учитывая, что это была не абстрактная работа, а заказ, предложенный мне премьером нашего театра оперы и балета Олегом Ивенко.
Так совпало, что внутренне во мне росла потребность попробовать свои силы в этом жанре, и здесь я получил возможность ее реализовать. Надо признаться, что и работается более увлеченно, когда ты знаешь, что пишешь для определенного проекта, с последующими показами.
Какие жанры хотели бы открыть для себя в ближайшее время?
Я не думал над чем-то принципиально новым, ведь мной охвачен достаточно широкий спектр жанров. Но мне хотелось бы углубиться в некоторые из них – например, в оперу.
Однажды вы заговорили об идеи создания этнической оперы – жанра, который, по сути, в татарской культуре пока не представлен. Хотели бы стать первопроходцем?
Если говорить глобально, то подобные опыты существуют. К примеру, опера «Мертвые души» Родиона Щедрина открывается с пронзительного народного русского вокала.
В татарской музыке о подобных опытах я не слышал. Но думаю, что в этой области дела обстоят так же, как вокруг национального мюзикла – вроде бы все знают об этом жанре, но так случилось, что именно мы создали первый знаковый мюзикл в этом направлении – «Алтын Казан». Возможно, так же сложится и с этнической оперой.
В свою очередь, я не гонюсь за эксклюзивностью. Мне в целом интересна народная культура тем, что она кардинально отлична от академической музыки. В первую очередь своей устной традицией. В ней много того, что не зафиксировать нотами и не облечь в слова. Именно благодаря своей живости, свободе она и проникает в душу слушателя.
Обращали ли вы внимание на то, что народное пение никто не воспринимает спокойно? Оно либо нравится, либо раздражает – иного не дано. В конце концов, в ней наши корни, наша история, и исследовать это всегда было интересно.
Кстати, в спектакле «Алиф» я немного прикоснулся, поработал с этой народной тканью.
Почему подобный проект не возник до сих пор? Ведь кажется, будто он сам напрашивается. Учитывая, что сейчас мы особенно заинтересованы в изучении себя, своего прошлого.
По своей природе жанр оперы очень далек от нашей народной музыки. Я бы сказал, что это разные миры. Автору же предстоит найти концептуальное решение, как эти миры соединить.
Если обратиться к опыту композиторов XIX века, то мы увидим, что к народной музыке они относились как к кладезю вдохновения, музыкальных тем, которые в дальнейшем встраивались в «систему» законов академической музыки. То есть к народной музыке композиторы относились как к некой недоделанной музыке.
И только в конце XX века мы постепенно стали иначе относиться к своему наследию – как к самодостаточной единице, которая требует к себе очень бережного отношения. И, конечно, чтобы подступиться к чему-то столь масштабному, нужно хорошо знать как сам фольклор, так и иметь опыт работы в крупных жанрах. Думаю, этот проект налагает большую ответственность на автора.
На ваш взгляд, есть ли у нас в республике тот, кто также мог бы такой проект реализовать?
Думаю, что да. Например, Радик Салимов – у него есть этномюзикл «Семь жемчужин», который он делал с Госансамблем песни и танца РТ. На мой взгляд, очень интересный опыт.
Надо сказать, что республика имеет все ресурсы для того, чтобы воплотить идею этнической оперы. К примеру, в Казанской консерватории есть фольклорный коллектив, который занимается аутентичным исполнением народных песен. Все его исполнители – профессиональные музыканты, которые глубоко погружены в фольклор. Они самостоятельно его собирают, расшифровывают, анализируют.
Самое важное – найти идейную составляющую такого проекта. О чем будет опера – это ключевой вопрос. Она должна оправдывать выбранные выразительные средства ее воплощения – этническую музыку, фольклорных музыкантов… Делать театрализованный концерт не хотелось бы. Хочется сделать глубокий спектакль со своей драматургией, которая требует такого необычного решения.
«Разработать кардинально новую систему работы с композиторами не получится»
Как считаете, есть ли конкурентная среда среди композиторов? Или в нашей республике каждый занял свою нишу и в ней работает?
Все относительно. Конечно, если сравнивать с Москвой, то у нас конкуренции гораздо меньше, так как в столице и самих композиторов больше, и проектов, за которые они ведут между собой «борьбу». В этом смысле у нас гораздо спокойнее.
Я бы назвал бы это просто средой – мы ходим на премьеры друг друга, видим перемены, учимся друг у друга. И я этому очень рад. Сам с удовольствием хожу на премьеры своих коллег – как старших, так и младших.
Полтора года назад случился большой резонанс после того, как вы в ходе прямой связи с Президентом России Владимиром Путиным затронули тему финансовой стороны работы композиторов. Тогда вы отметили, что категория эта недостаточно устойчива. Минуло полтора года – что-то поменялось, на ваш взгляд?
Поручение Президента России было, и этот вопрос стал разрабатываться. Наверное, вернуться к тому, что было раньше, или быстро разработать кардинально новую систему работы с композиторами не получится. К этому можно прийти только через много-много лет работы заинтересованных в этом вопросе людей.
Но за полтора года я заметил изменения. К примеру, многие конкурсы, фестивали – от скромных до крупных – стали вводить номинации для композиторов, а институции – формы всевозможных поддержек для них. К примеру, Союзом композиторов России учреждена программа «Ноты и квоты», направленная на поддержку современных авторов. Исполнители сами заказывают композитору сочинение. Он выполняет творческий заказ и получает за это гонорар, а сочинение исполняется. Надо сказать, что такого еще не было.
Да и в целом отношение к композиторам стало несколько иное. Нас стали чаще привлекать в проекты, больше о нас говорить. Я надеюсь, что этот маленький разговор с Президентом России в дальнейшем будет иметь большие и хорошие последствия.
Знаем, что к вашему обращению к Президенту в обществе отнеслись по-разному…
Были люди, которые высказали свое недовольство. Говорили: зачем выносить сор из избы? Причем это были люди пожилого возраста, которые, как мне кажется, боятся перемен.
Молодежь же думает о завтрашнем дне, и мы должны быть в нем уверены. И я считаю, если тебе дан в руки рупор, то нужно воспользоваться им во благо профессии, коллег, себя, в конце концов.
Есть ли средняя цена за определенный тип проекта: песня, опера – или каждый композитор назначает свою цену?
Думаю, что есть, но цены очень вариативные. Одна песня может стоить от 30 до 300 тысяч рублей. В особенности, если мы говорим о столице. Цена также зависит от именитости автора, его востребованности.
Может ли творческий человек жить только такими заработками?
Не могу говорить за всех. Возможно, кто-то и может. Все зависит от потребностей человека. Если человеку хочется обеспечить себя, свою семью, то на одном творчестве не выживешь. Ведь получается, что ты всегда зависишь от наличия заказов и живешь от гонорара до гонорара.
А предлагают работу в основном театр или кино. И там, и там не так много предложений. К тому же туда еще попасть надо.
Многие мои коллеги-композиторы из Казани, Москвы преподают, выступают, руководят творческими коллективами… Я и сам преподаю.
«У нас есть огромное упущение в российском среднем специальном музыкальном образовании»
По вашим наблюдениям, растет ли спрос на профессиональное обучение композицией в Казанской консерватории?
Мне кажется, наша профессия вне моды. И поэтому конкуренция при поступлении у нас стабильная. К примеру, когда поступал я, я не думал о том, насколько прибыльна моя будущая профессия, смогу ли я на ней прокормить себя. Я поступал только потому, что горел этим. Я думаю, что то же самое можно сказать о наших студентах – это те люди, которые действительно хотят заниматься этим, вне зависимости от новомодных течений.
После выпуска студенты охотно занимаются сочинительством или чаще находят себя в чем-то другом?
В профессии остаются единицы, потому что приспособиться к композиторской жизни непросто. С одной стороны, нужно быть очень интересным и трудоспособным, с другой стороны, ты должен учиться налаживать связи, контакты с театрами, исполнителями, оркестрами, чтобы быть «в обойме», чтобы о тебе слышали, а значит, и могли привлечь тебя к работе.
Можно писать блестящую музыку, но так и оставить ее на бумаге. Не все композиторы умеют наводить мосты. Но самые одержимые конечно остаются.
Да, может быть, нас не так много, но я вижу, как за последние 10 лет профессия стала оживать – все работают, дают премьеры. В театрах стала чаще играть оригинальная музыка. Это очень хороший тренд.
Как вы считаете, нужны какие-то реформы в сфере профессионального образования композиторов или все должно идти своим чередом?
Реформы нужны. Я считаю, что у нас есть огромное упущение в российском среднем специальном музыкальном образовании.
Дело в том, что в консерваторию студенты поступают после среднего профессионального звена – училища или колледжа. Так вот, в них композиция преподается на добровольческих началах. И то, если в преподавательском составе есть такой заинтересованный человек.
К нам на факультет в консерваторию поступают те студенты, которые каким-то чудом смогли соприкоснуться с композицией. То есть те, кто попробовал и открыл в себе этот талант. Такое бывает очень редко, что человек проснулся и сказал: «О, никогда не занимался композицией! А не сочинить ли мне что-нибудь?»
Лично мне просто повезло. Мой педагог был композитором. Она занималась со мной пять лет до поступления в консерваторию. Именно она раскрыла во мне мой потенциал.
В консерватории же хотелось бы, чтобы уже во время учебы студенты имели возможность услышать свои произведения со сцены. Ничто так не мотивирует к работе. К примеру, в прошлом году у нас состоялся симфонический концерт, состоящий из сочинений наших студентов.
Мне бы хотелось, чтобы их музыка исполнялась чаще на уровне больших концертных залов. В этом я вижу свою миссию. Часто происходит так, что ребята пишут прекрасную музыку, но она остается лишь в рамках обучения. Бывает, что студент поступает с горящими глазами, а потом постепенно его энтузиазм угасает. Нужно поддерживать этот огонь в глазах.
Еще бы мне хотелось, чтобы наши студенты знакомились с молодыми режиссерами. Тогда бы могли возникнуть интересные коллаборации.
«В планах сделать в Болгаре целый фестиваль»
Недавно «Черная палата» стала дипломантом премии «Золотой Трезини». Говорит ли это об интересе широкой публики к национальному академическому искусству?
Конечно. Я вижу много людей, которые интересуются этим. И количество людей, которое приехало посмотреть спектакль этим летом в Болгар, о многом говорит.
Многих своих знакомых я звал посмотреть «Кара Пулат» в Тинчуринском театре. Некоторые по разным причинам прийти не смогли. Но несмотря на то, что ехать до Болгара четыре часа, вечером, они брали свои семьи и приезжали. Это ли не говорит об интересе публики?
Главное – найти форму, подход. В данном случае такой необычный формат спектакля сработал. И надо сказать спасибо нашему первому Президенту республики Минтимеру Шаймиеву за возможность воплощения нашего первоначального замысла спектакля – постановки на фоне настоящей Черной палаты.
Те, кто упустил возможность увидеть историческую постановку, смогут ли наверстать упущенное?
Я знаю, что в планах сделать в Болгаре целый фестиваль. Надеюсь, на следующий год вы увидите не только «Черную палату», но и театрализованные представления, концерты.
Говоря о предстоящих проектах, сейчас над крупными сочинениями работаете?
Сейчас я пишу Концерт для органа с оркестром для органного фестиваля Госоркестра РТ, который пройдет весной. Кстати, заказ был сделан как раз через программу Союза композиторов России «Ноты и квоты».
В декабре планируете провести концерт академической музыки. Что это будет?
В декабре пройдет концерт с камерным оркестром La Primavera, с которым я много лет сотрудничаю. На своих концертах они иногда исполняют мою музыку. На этом концерте мне хочется собрать сочинения, которые когда-то были написаны для этого оркестра.
Еще в этот вечер прозвучит много музыки из спектаклей. Я много работаю с театрами, и мне бы хотелось, чтобы музыка, написанная для них, звучала и самостоятельно. В концерте принимает участие одна из самых уникальных певиц нашей республики Алина Шарипжанова, с которой мы работаем уже много лет вместе.
Также прозвучит мое редко исполняемое произведение – Концерт для губной гармошки и оркестра. Кстати, в YouTube запись концерта собрала много просмотров. А в этот вечер его исполнит Азат Хасапов вместе с La Primavera. Еще вы услышите много необычных коллабораций.
«Публика сама поощряет низкий уровень эстрады»
Вы работаете в разных жанрах, в том числе в жанре татарской эстрады. Сегодня на ее счет бытует разное мнение. Сам Президент РТ Рустам Минниханов был идейным вдохновителем фестиваля «Ветер перемен», который должен был поднять уровень эстрады в республике. Как на ваш взгляд, чего сейчас ей не хватает?
Мне кажется, что музыка всегда находится в поиске. У нас много музыкантов, которые работают в жанре популярной музыки. Это не только те артисты, которые мелькают на TV-каналах. Это и андеграундные, молодежные группы.
Если говорить про эстраду глобально, то она является зеркалом общества. Эстрада развивается или не развивается не только потому, что на сцене музыканты что-то делают или не делают. Вопрос еще в том, а кто будет это слушать? Какая публика? Это сообщающиеся сосуды.
Мы можем сделать прекрасный концерт с живым оркестром, с ультрамодными современными музыкантами, но широкие массы все равно пойдут на свои любимые концерты.
Будь моя воля, я бы вообще сделал так, чтобы давали исключительно высокопрофессиональные концерты – с живым звуком, музыкантами с большой буквы. Но такие концерты делать дорого, а зритель привык к другому формату концертов и на новое идет с меньшей охотой.
У фестиваля «Ветер перемен» тоже есть своя публика, которая интересуется качественной эстрадой, ходит каждый год на концерты. Но широкий зритель часто выбирает что-то другое. Поэтому, когда говорят, что у нас эстрада находится на низком уровне, мне кажется, публика сама поощряет такой уровень.
С одной стороны, можно сказать, что спрос определяет предложение, но с другой – можно попытаться перевести на ступень выше и самого слушателя. Что для этого нужно?
Для этого нужно просвещение. Чтобы люди узнавали, знакомились с новой для себя музыкой.
Телевидение остается одним из главных ресурсов популяризации того или иного явления. Чтобы качественный контент попал на телевидение, нужно, чтобы кто-то проспонсировал этот показ. Сегодня почти все радиостанции, телевещания коммерческие. Если ты заплатил деньги – они будут крутить почти все что угодно, не задумываясь о том, отвечает оно качеству высокой эстрады или нет. Очень часто талантливые музыканты не могут свой продукт через эти ресурсы протолкнуть. Соответственно, и публика о нем не узнает.
Если бы с утра до ночи у нас ставили произведения Рустема Яхина, крутили классику, джазовые концерты и высокую эстраду, возможно, что-то поменялось бы. Но это невозможно. Любой телеканал спросит: «А кто за это будет платить?» Но я думаю, что мы постепенно сдвинемся в сторону этого направления. По крайней мере, я в это верю.
Вы активно работаете с молодыми эстрадными певцами – Эльмирой Калимуллиной, Ильгизом Мухутдиновым... Не думали ли выступить в качестве продюсера и создать свой музыкальный коллектив?
Всю свою жизнь я занимаюсь совершенно разными проектами. И мне кажется, если я уйду в продюсирование, рано или поздно в этом амплуа мне станет тесно.
Хотя в феврале я готовлю свой творческий вечер именно эстрадной песни. Мне кажется, что я накопил достаточный багаж, и мне бы хотелось отдельно представить эту сторону своего творчества.
Где состоится концерт?
В КРК «Пирамида». Я планирую собрать там своих друзей-певцов, с которыми я дружу много лет. Они исполнят уже полюбившиеся многим песни. И я надеюсь, что в «Пирамиде» воцарится царствие живого звука. Планирую пригласить оркестр.
На ваш взгляд, в чем будущее нашей татарской эстрады? Например, вы сотрудничаете с теми, кто занимается экспериментальной музыкой. Как вы считаете, это все останется нишевым продуктом для посвященных или вкусы будут меняться у публики?
Я думаю, что это опять-таки вопрос времени и просвещения. К примеру, мое поколение ищет что-то необычное в татарской музыке. Спрос уже есть, но пока только в узких кругах. К примеру, когда Мубай делает свои редкие концерты – в зале яблоку негде упасть.
Складывается впечатление, что мы умеем делать хорошую музыку, но она остается вещью в себе. Словно мы не можем создать продукт, который заинтересует людей других национальностей и стран. Хотя есть примеры турецкой эстрады – о ней знать никто не знал, пока не появился Таркан…
Чтобы создавать музыку, интересную для всего мира, нужно самому интересоваться всемирной музыкой. Надо знать, что там происходит. Не нужно по-снобски относиться к этому вопросу: делать свою музыку и думать, что все кругом слишком глупые, чтобы ее понять. Только в мировом контексте и при этом опираясь на свой материал, можно создать что-то стоящее.
К примеру, когда я пишу музыку, я не ставлю себе цели понравиться только определенному кругу. Мне хочется, чтобы моя музыка была интересна слушателю в принципе – и тому, кто знает татарский язык, и тому, кто не знает. Мы же слушаем итальянскую, испанскую, французскую музыку, не понимая языка.
Есть и еще один момент. Чаще всего за любым крупным музыкальным брендом стоит мощнейший пиар и финансовая поддержка. Как вы думаете, обратят на нашу культуру внимание, если включить в голливудский фильм татарскую песню?
Вспомните, какой был резонанс, когда песню «Ай, былбылым» в исполнении Дины Гариповой включили в сериал «Зулейха открывает глаза», который шел на федеральном канале. Какое количество русскоязычной публики, которая не знает ни этой песни, ни этого языка, начали ее слушать! Все потому, что ее грамотно преподнесли. Примерно тот же самый эффект произошел с моей песней "Өмет йолдызы" в исполнении Эльмиры Калимуллиной, которая тоже прозвучала в этом сериале. Нам до сих пор высылают каверы этой песни и многие исполнители, которые не являются татарами.
Если бы таких коллабораций было больше, мы бы привлекли к себе внимание публики.
Еще один пример – певица Алсу. Отец поверил, вложился в ее продвижение, и правильно сделал. На пике своей популярности она записала альбом с татарскими песнями – и его слушали далеко не только татары. Если бы не было такого феномена, как Алсу, кто бы стал слушать эти песни?
Нам нужно научиться не ждать, что кто-то заметит наши таланты и продвинет их. Нужно брать инициативу в руки и самим вкладываться в свои таланты и создавать своих звезд.