9 ноября и 1 декабря в Малом зале «Зарядья» состоятся первые два концерта нового проекта «Пульс» оркестра OpensoundOrchestra и Союза композиторов России. В обеих программах – музыка современных авторов, как отечественных, так и зарубежных. В преддверии первого вечера Сергей Уваров (СУ) расспросил художественного руководителя и главного дирижера OpensoundOrchestra Станислава Малышева (СМ) об идее цикла, рождении коллектива из подарка жене, закулисной бюрократии и сотрудничестве с Земфирой.
СУ Ваш концерт 19 ноября начинает новый цикл «Пульс». Какова его идея, и что прозвучит на первых двух концертах?
СМ Задача проекта в том, чтобы показать широкой аудитории наших молодых композиторов и объединить их с уже известными западными авторами. В первом концерте у нас будет масштабное произведение голландского минималиста Симеона тен Хольта Palimpsest для струнных, «Любимый ненавидимый город» для фортепиано и струнного оркестра Павла Карманова, Spheres для скрипки и струнного оркестра Габриэля Прокофьева и мировая премьера – Tempus для камерного оркестра и фортепиано Игоря Яковенко.
А во второй вечер, который пройдет 1 декабря, также в «Зарядье», прозвучат сочинения Йохана Йоханнссона, Франческо Тристано, Вальгира Сигурдссона, Фолькера Бертельмана (он же известен как Хаушка) и Кристиана Ярви, который не только дирижер, но и композитор. Кроме того, мы исполним и четырех российских композиторов – Анну Поспелову, Николая Попова, Глеба Колядина и Алину Подзорову. Они пишут специально для нашего проекта «Пульс», то есть это будут мировые премьеры. Радует, что вся программа у нас из новых произведений.Хотелось бы сказать огромное спасибо Союзу композиторов России, который поддерживает этот проект, помогает нам всеми возможными способами, без Союза мы бы не смогли реализовать задуманное.
СУ Вам не кажется, что говорить о современных композиторах «известный публике» – это в каком-то смысле преувеличение? Конечно, есть завсегдатаи концертов «Студии новой музыки» и проектов Союза композиторов, но это довольно узкая аудитория…
СМ Нет, я с вами не согласен. Йоханнссон – очень популярный композитор, во многом по музыке для кинофильмов (в его фильмографии – «Вселенная Стивена Хокинга», «Прибытие» Дени Вильнёва и другие голливудские хиты. – С.У.). Паша Карманов – тоже узнаваемый композитор. Тен Хольт – не настолько известный, как Йоханнссон, но все равно его знают, так как он является одним из самых крупных европейских минималистов… Думаю, здесь вопрос к нашей публике. Она действительно поделилась на ту, которая ходит преимущественно в академические залы, и ту, что посещает «продвинутые» концерты с неоклассикой, минимализмом… Вот наша идея как раз в том, чтобы объединить тех и других и дать широкой аудитории новые звуковые впечатления, открыть новые горизонты.
СУ На ваш взгляд, чем отличается композиторский процесс сегодня на Западе от российского? Можно ли сказать, что мы идем в том же фарватере?
СМ Мне кажется, в эпоху интернета тенденции в развитии музыкального языка везде одинаковые. Другое дело, мы сейчас сталкиваемся с проблемой, что наши академические композиторы не умеют себя подать и «продать», не знают, как выстраивать и развивать свою карьеру. Из-за этого современная академическая музыка из России практически не слышна за пределами страны, да и здесь с трудом находит своего слушателя. За границей налажен институт менеджмента, у западных композиторов есть команды (концертные и киноагенты, издатели, лейблы, PR-специалисты), занимающиеся продвижением, их музыка записана и размещена в стриминговых сервисах, ноты можно купить и арендовать, у всех есть сайты и странички в соцсетях и тому подобное. Нашей концертной серией мы в том числе хотим помочь российским композиторам расширить свою аудиторию, а нашим иностранным коллегам дать возможность узнать новые русские имена и услышать их музыку.
СУ Каким образом вы это сделаете?
СМ У нас будут записываться эти концерты, и планируем передать эти записи тем представителям индустрии (менеджерам, лейблам, издателям), у которых есть интерес к новой российской музыке. Ну и, конечно, у участвующих композиторов появится записанный оркестровый материал, который они смогут разместить в стриминговых сервисах, что немаловажно, так как подобные записи самостоятельно может обеспечить себе далеко не каждый автор.
СУ А оркестру это зачем?
СМ Оркестру интересно исполнять новую музыку и быть в диалоге с авторами, музыка которых нам близка. Также нам хочется, чтобы произведения современных русских композиторов исполнялись чаще как в России, так и за ее пределами. Смысл нашего существования – в том, чтобы поддержать композиторов, сделать так, чтобы они не писали в стол, а работали для публики и умели через наши концерты общаться со зрителями… В общем, выходили из тени.
СУ Ваш оркестр появился в конце 2018 года, и вы были его основателем. Верно?
СМ Сооснователем. Мне нечего было дарить моей жене Ольге Калиновой на Новый год, и я сказал: «Дорогая, я дарю тебе оркестр». И придумал это название.
СУ И как, она была довольна?
СМ Тогда – да, а сейчас она, кажется, мучается от того количества организационных проблем, которые у нас в связи с этим возникают.
СУ А если серьезно, почему у вас возникла идея создать свой коллектив? Ведь вы много лет играете в «Студии новой музыки» и даже заменяли главного дирижера Игоря Дронова.
СМ Игоря Артуровича я уже не заменяю, у «Студии» есть второй дирижер сейчас, да и невозможно Дронова заменить. Но я по-прежнему играю там на скрипке.
СУ Тем не менее у вас была возможность развиваться и как дирижер тоже.
СМ Да, можно было сделать это все в рамках «Студии», но, если бы я остался только там, я был бы ограничен стенами консерватории, где много сложностей. Например, если я хочу исполнить какого-то композитора, не относящегося к консерватории, мне надо проходить какие-то согласования. Потом у «Студии» есть художественный руководитель (Владимир Тарнопольский. – С.У.), который предлагает свое видение современной музыкальной жизни. Программы «Студии» очень интересны и эксклюзивны, но всегда хочется выйти за рамки. И я хотел выбирать композиторов не потому, что тот обидится, а тот нет, и этого можно сыграть, а этого нет, а потому, что мне просто было интересно исполнить ту или иную музыку. Поэтому я и решил делать это с друзьями, единомышленниками, которым нравится то же, что и нам с Олей.
СУ То есть вы пошли за творческой свободой.
СМ Да. Тут еще дело в том, что академические залы себя немного изживают в последнее время. Они слишком консервативны, забюрократизированы. И мне не хотелось такой привязки.
СУ В чем эта консервативность и забюрократизированность проявляется?
СМ Простой пример. Как думаете, можно ли препарировать рояль в Доме композиторов? Нет, нельзя. Представьте, ведь это место для людей, которые творят. И там нельзя играть на рояле по струнам. Ну как такое может быть?
СУ А где тогда играть, если не в таких залах?
СМ Сейчас открывается много независимых площадок: Лофт Филармония, Хлебозавод, Музей современного искусства «Гараж», разные клубы… Да, у нас проблема с большими залами с хорошей акустикой. В центре их четыре: Большой зал консерватории, Концертный зал Чайковского, «Зарядье» и Светлановский зал Дома музыки. Но почему-то у каждого из них свои правила. Ну, я не лезу в чужой огород. Однако наша-то идея была в том, чтобы могла звучать музыка не только академических композиторов, которые закончили вуз, получили диплом… Посмотрите, сейчас много композиторов, которые создают электронную музыку на компьютере и вообще не знают нот. Электронный файл – это на самом деле такая же партитура, как на бумажном носителе.
СУ Как вы будете играть их без партитуры?
СМ Есть программы, которые переделывают эти файлы в нотный текст.
СУ К вопросу о неакадемической музыке. Я увидел у вас на сайте строчку о сотрудничестве с Земфирой. Можете рассказать об этом опыте?
СМ Мы записали для ее фильма один трек.
СУ Для какого фильма?
СМ Это тайна.
СУ Но это был инструментальный трек, или она пела при этом?
СМ Нет, не пела. Инструментальный.
СУ И насколько ей комфортно было работать с оркестром, а вам – с ней?
СМ По профессионализму Земфира не уступает любому академическому музыканту – настолько у нее острый слух, настолько точно она выражает свои мысли! Она хорошо знакома со струнными инструментами, владеет нашей терминологией, просит логичные вещи… В общем, суперпрофессионал. И я восхищаюсь ее творчеством. Она была на записи и контролировала каждый аспект. Указывала на фальшивые ноты, говорила, где изменить штрихи, где какие нужны нюансы…
СУ Но то, что вы играли для нее, – это ведь рок, не классика?
СМ В общем, да, это рок. Вот, кстати, в чем проблема академических исполнителей на струнных: они не умеют играть ровно. У нас задействовано много всяких чувств, которые мешают этому. А в такой работе, как запись музыки к кино или минусовая фонограмма, очень важна ровность. И нас, к сожалению, этому не учат.
СУ Кстати, ровность очень важна и при исполнении минималистов. А в репертуаре вашего коллектива произведения композиторов-минималистов занимают важное место. Это дань моде? Нет ли у вас ощущения, что в последнее время это течение, в общем-то совсем не новое, получило второе дыхание?
СМ Я бы сказал, что не сейчас, а года два назад был прямо бум на минималистов. Причина проста: у публики эта музыка пользуется популярностью. Для уха она удобна, не раздражает, позволяет наслаждаться. Когда ты слушаешь Штокхаузена и Лахенмана, тебе приходится задействовать другие чувства. И вот как научить публику включать эти чувства, чтобы она воспринимала не только минимализм, а с другой стороны, как повлиять на композиторов, чтобы они были более открытые для публики, – это вопрос.
СУ Вы противопоставляете минималистов и авангард. Но разве и то, и другое не относится к серьезной академической музыке?
СМ Относится. Но музыка минималистов – понятна публике. А хочется, чтобы музыка была не понятна, а понята.
СУ На вашем недавнем выступлении в «Зарядье» вы играли премьеру произведения Настасьи Хрущевой «Книга печали и радости». Это тоже минимализм, внешне – где-то около Гласса. Но при этом ее музыка насыщена различными намеками, аллюзиями на романтизм XIX века, какими-то элементами культуры прошлого, то есть в целом это куда более сложный коктейль. Минимализм, насыщенный дополнительными смысловыми слоями.
СМ Да. Настасья больше ориентируется на Тен Хольта, европейских минималистов. У них нет ни джаза, ни рока, которые любили американцы. Что касается Гласса – это действительно самый приятный минимализм из всего, что я слышал. Но возьмите Райха – он весь завязан на электронике, он совершенно другой. А Джон Адамс – это нечто третье… В общем, нельзя сказать, что минимализм одинаковый. Он у всех авторов разный, и все испытывали чьи-то влияния.
СУ Ваш концертный цикл стартует в самый разгар пандемии. Как нынешние события повлияют на концертную индустрию и исполнение живой музыки?
СМ Думаю, что исполнение живой музыки в ближайшие лет сто ничто не заменит. Во-первых, качество звука у любой трансляции – не то. И, во-вторых, когда музыкант находится на сцене, он отдает публике часть себя. Та энергия, которая идет от артиста, передается слушателям. Да, сейчас люди боятся покупать билеты, ходить на концерты и, наверное, правильно делают. Но без живого искусства жить нельзя.
СУ Но как долго у людей останется этот страх? И не потеряет ли публика привычку ходить на концерты? У меня есть друзья из музыкальной среды, которые раньше регулярно посещали какие-то мероприятия, а теперь безвылазно сидят на даче, месяцами не выезжая в Москву.
СМ Думаю, привычка ходить на концерты не исчезнет, а будет только усиливаться. Человеку без этих ощущений становится уныло и грустно. Человек не создан, чтобы жить в замкнутом пространстве.
СУ А для вас насколько важен выход именно на реальную сцену? Если бы вы и ваш оркестр могли бы функционировать в условиях звукозаписи, согласились бы отказаться от живого музицирования, как Гленн Гульд?
СМ Нет, это не жизнь, а существование. Даже если ты можешь заработать деньги, прокормить себя без концертов, это немного не то. Живой концерт – это всегда какое-то открытие. И для меня как исполнителя, дирижера, скрипача – тоже. А не только для публики. Когда я выхожу на сцену, то не только отдаю свою энергию, но и получаю ее из зала.
Я себя чувствую очень дискомфортно на самоизоляции. Мне было сложно перестроиться в апреле, потому что у нас был насыщенный график до этого. И я тоже уехал на дачу и погрузился в стройку, ремонт – лишь бы чем-то себя занять. Но самое ужасное, что это не приносило мне удовлетворения. Я чувствовал себя не в своей тарелке, все время был в состоянии беспокойства. Концерт для меня – часть жизни, наркотик, без которого я не могу обойтись.
СУ А что вы думаете по поводу онлайн-концертов, когда музыканты в прямом эфире играют, порой даже находясь удаленно друг от друга?
СМ Еще не изобретена такая технология, чтобы в разных концах света музыканты могли сыграть что-то вместе. Это все записывается под метроном и потом объединяется в один общий файл. Мы знаем, что существует много минусовок Скрипичного концерта Чайковского. Ты можешь взять фонограмму и сыграть с записанным оркестром. Принесет тебе это удовлетворение? Думаю, вряд ли. Как рабочий вариант для тренировки, отработки каких-то исполнительских моментов – да, возможно. Но это не заменит взаимодействия с живыми музыкантами на сцене. Мы пробовали делать онлайн-трансляции, когда один человек находится в одном месте, другой – в другом, но это нереально. Все упирается в скорость интернета. Становится невозможно это синхронизировать.
СУ Каким вы видите будущее вашего оркестра через десять лет? Будем оптимистами и представим, что пандемия скоро уйдет.
СМ Надеюсь, что оркестр по-прежнему останется независимым, музыкально свободным. Даже если меня в этом оркестре уже не будет.
Автор текста Сергей Уваров
